Про учения
Вернулись с батальонных тактических учений в Кесатикау.
Всё было так. В Грузии выборы. Значит, надо всех напугать. И нам аврально, за два дня назначают учения. На подготовку к ним, вообще-то, положено десять дней. А мы готовились полдня. И поехали.
3 ноября. "Пришёл тягач, и там был трос, и там был врач".
Выехали утром. Солнышко. Потом пасмурь. Колонна еле ползёт - средняя скорость на марше 15-20 км/ч. Около Алагира (примерно середина пути по расстоянию и примерно пятая - по времени, переход от равнины к горам) начинается снег. Высота растёт. Прямая трасса становится серпантином - слева горы, справа обрыв. Первой встаёт наша машина техзамыкания, в которой все ключи, трос и шланг. За неправильный обгон командарм генерал-лейтенант Хрулев отнимает все документы у Аннушкина. Вскоре машина Аннушкина крепко встаёт (по слухам клин) и уходит на рембазу около Алагира.
Моя машина идёт туго, но идёт. По мере подъёма снежные капельки сменяются плотным горизонтальным снегопадом. Проблемы с зажиганием. Темнеет. Трасса покрывается льдом. Машина встаёт окончательно около пяти вечера. В кузове четыре человека, ящики с минами, два миномёта, спальники, одеяла на всех. Холод становится труднопереносимым. Бойцы закукливаются в одеяла и спальники. Иду на соседний пост ДПС, прошу пустить бойцов на ночлег. Отказ, смущённый, но однозначный. Приходит тягач. При попытке поднять машину у кран-балки отваливается плохо приваренная головка. Тягач уходит. Сотовая связь слабая, но есть. Бойцы замёрзли и плохо соображают. Сильный ветер, выглаживающий лед на дороге. Начинаем устраиваться спать на ящиках и бронежилетах. Приходит второй тягач. В открытом кузове два расчёта и командир взвода с наших машин, ушедших на рембазу - Конинина и Аннушкина. Тягач поднимает машину и восемь километров идём на буксире. На 74/23 километре тягач не может одолеть заледенелый подъём. Люди в открытом кузове замёрзли до состояния дерева, не хотят двигаться, бушлаты и штаны на них промокли, обледенели и хрустят. Мою машину отцепляют.
Начинаем решать, что делать. Старшим на тягаче психолог батальона, здесь же УАЗ замкомдива по ВВТ. Пока тягач буксует, строю бойцов, проверяю личное оружие, заставляю приседать. Начинают немного двигаться и соображать. Полковник, капитан, старлей и лейтенант устаивают совет. За демократию в армии! Зампотех дивизии обещает две летучки для ночёвки и уезжает вниз. Тягач уходит вверх. Рядом с ним пешком до терминала уходят бойцы, ехавшие в кузове тягача. На подъёме каждые два метра под колеса тягача отработанным движением забрасываются булыжники-стопоры.
Я принимаю решение ночевать с бойцами на месте в кузове или летучках. Обложившись ящиками и завесившись одеялами, можно пережить ночь в спальниках. Мимо идут гражданские машины. Некоторые одолевают подъём по обочине. Некоторые доезжают до середины подъёма, буксуют, руками разворачивают машины и едут назад. Перемещение по дороге только вскользь, не шагом. Самый красивый номер - движение легковушки по внутренней обочине, потом уход юзом с крутым заносом на внешнюю, выравнивание на самом краю обрыва и продолжение движения.
Летучек нет. Укладываемся. К нам поднимается человек с фонарем. Сторож из строительской бытовки, осетин, старик, Аслан. Предлагает переночевать у него. Охраняет строящийся вдоль реки газопровод и строительную технику. Соглашаюсь. Расписываю вахты на машине и спускаемся в нему в вагончик. Печка, две широких кровати, тепло и есть кипяток. Спим до 8, каждый час по будильнику бужу вахты. Аслан рассказывает, как служил старшиной в Германии и сдуру отказался от сверхсрочки. До сих пор грустит. Каждый час ходит заводить свой рафик - антифриз не залил.
4 ноября. "Товарищ полковник".
Утром пересаживаемся в машину. Бойцы в спальники, я в кабину. Ноги за полчаса отключаются. Выхожу попрыгать. Внимательно слежу, как по склону на другом берегу к нам приближается граница солнца и тени. Приближается очень медленно. Около 12, окончательно заледенев, выхожу и бегу в гору, чтобы согреться. Дикий ветер, без снега. Сразу насквозь, но ноги приходят в себя. За поворотом стоит сломавшаяся бэха и летучка. В летучке тепло и тесно. Возвращаюсь.
Примерно через час подъезжает тягач. Этот правильный - отказывается поднимать гружёную машину, и брать людей в свой кузов. Выходим пешком до терминала, но через двести метров догоняет УАЗ. Подхожу представляться. Как всегда, широкий воротник закрывает полпогона и видно только две звезды, но точно не подполковник. Докладываю "Товарищ полковник, командир первого огневого взвода второй миномётной батареи старший лейтенант Меллер". Куда идем? - До Зарамага пока. Только не знаем, что нам там. - Да ничего. Надо до терминала. Где ночевали? - В бытовке у строителей.
Докладываю и смотрю. А погоны генеральские. Просто у всех генералов звёзды на тёмных погонах тёмные, а у этого светлые, как полковники ходят. Ничего не сказал о моей невнимательности командующий 58-й армией. Сказал садиться в УАЗ. А там полковник на заднем сидении. Ничего, нормально туда ещё пять человек влезло. Около Зарамага высаживает. К нему на доклад комдив и кэп. Он их за оставленных на дороге бойцов отодрал. Кэп отодрал зампотеха, и тот повёз нас на своем УАЗе на терминал.
На таможенном терминале выясняется, что наши командировочные я отдал Лапину. Ждём. Зампотех бесится. Лапин привозит командировочные, но на Галимова командировочных не оказывается. Пропускают так.
Воронцов с моей машиной остаётся на ремонтной стоянке около терминала. Мы в кунгах ремроты прибываем, наконец, в Кесатикау.
Кесатикау - это такая яма в кольце гор. Там стоят три дома, пограничники и наша восьмая рота с приданным миномётным взводом. Высота дна ямы - около 2150. В восьми километрах за горами - граница. Основной лагерь находится на ровной площадке примерно на 2200, там живёт управление полка, дивизии и прочие проверяющие. Там же временно размещены в палатках прибывшие подразделения. В ходе учений роты размещены по склонам, техника разбросана. Шестая рота вообще в Зарамаге, в тридцати километрах, работает на отдельном направлении. Наше место внизу ямы, огневые - на 2300, рядом с позициями пятой роты.
И вот с приездом. Все бойцы со старшиной в основном лагере, все машины с водителями и офицерами внизу, на месте, в трёх километрах. Уроды. Не смогли за день решить вопрос с переселением. И те, и другие ночевали в холоде, и планируют ночевать так же. Дело к вечеру. Договариваюсь с комбатом о переносе палатки. Пригоняем машину, перевозим палатку и ставим её. Теперь все в куче - люди, техника и жильё. Но нет ни нар, ни матрасов, ни полов. "Всё оставляете в Турском, в Кесатикау всё выдадут". Хрен. Только палатки и печи. Вытаскиваем из машин ящики с минами, каждый площадью 60х60 и весом 40 кг. Ставим с щелями, на щели кладем бронежилеты и контрабандно притащенные бойцами матрасы. Можно спать. Первый раз выдают горячую еду, до того жили на сухпаях. А я и их почти не успевал поесть. Сохнем слегка. Дрова привезли с собой. Команда переселиться на огневые. Ссылаясь начарту на комбата, а комбату на начарта, договариваюсь, что огневые отдельно, а место для жизни отдельно. Устраиваюсь спать напротив печки.
5 ноября. "А чем вы занимались?"
Всю ночь идёт снег. Не торопясь выдвигаемся пятью машинами на огневые, мимо основного лагеря в гору. Идёт умеренно густой снег. В лагере оставляю машины с расчётами и иду в гору пешком с командирами миномётов и водителем. С горы задним ходом спускается Урал, простоявший на дороге всю ночь. Вскоре Дергунов сообщает, что шишарик здесь не пройдёт. Нет - так нет. Отправляю Дергунова вниз. До огневых километр по не сильно крутому подъёму. Но ближе к концу пути организм сдает. Язык на плечо. А с нами два "Василька", 2Б9, которые и по ровной-то горизонтальной поверхности и накачанными шинами тащит человек семь. Иначе - только в машине. А машина не проходит. Значит, Васильки оставлять. Но и три "Подноса", 2Б14, БМ-37 на себе втащить тяжело будет. А ещё бронники. А уж шесть ящиков с минами... Ж.па. Иду к Дэну, командиру пятой роты, договариваться, чтобы дал бэху. Бэхи не заправлены, только одна. Она как раз спасает КАМАЗ заместителя командира полка. Тот поднялся почти до конца, но на самом крутом участке скатился, буксуя, на двадцать метров назад, раскатал до зеркальной гладкости снежную колею и чудом успел вырулить в сугроб, прежде чем слететь с обрыва. Не дожидаясь бэху, начинаем спускаться. И тут навстречу нам - чудо - катится ГТМУ. Вы, наверно, не знаете, что такое ГТМУ. Бэху и бэтээр видели все. А это... Это такая мелкая гусеничная фигня с движком от шишарика, без вооружения, зато с обширным десантом, медицинского назначения. Даже больше скажу - для эвакуации раненых. Три штуки на батальон, одна вечно сломана. И эта пакость очень бодро прёт в гору. Стой, поворачивай! Договорился дать бензина, а оно втащит нам миномёты-подносы и мины на гору. Развернулись и вниз. А навстречу нам КАМАЗ. И не разойтись. И что же? ГТМУшка встаёт поперёк дороги и задницей залезает вверх по склону, а он градусов 45. И дорога свободна. А это начарт на КАМАЗе. Уже почти добрался до раскатанной колеи. И везёт мою батарею, а за ним два шишарика с васильками. И забрались уже гораздо выше, чем водитель рассчитывал. Распедалил всё по-якутски, перегрузили миномёты и мины, васильковые шишарики и КАМАЗ задним ходом сползли вниз. А батарея отправилась оборудовать позиции. Снег сантиметров не больше 20 глубиной, но сыплет сильно, и мокрый. И ветер такой, что чуть с ног не сбивает. Ужас. Руки стынут, а если металл трогать - отнимаются совсем. А бойцы старые окопы очищают и мины бензином от солидола оттирают. Поставили миномёты и пошли. Четверых на охрану оставил, чтобы в пятерке жили. Пообедал в пятерке. Водку не стал. И накануне не стал. Неохота. Радиотренировка не удалась - радейки неисправны. ГПС-Глонасс не берёт по такой погоде. Дальномер даже смысла нет включать. Спустился к вечеру, сел за документы - на совещание вызывают с картой. Зашёл в палатку управления батальона за уточнениями, мне сообщают: "А комбат думает, что ты матом не ругаешься". Это я утром батарею строил. Палатка управления от нашей метров всего в тридцати.
Ой, знаем мы эти совещания на учениях. Когда с картой. Толпа людей в палатку набивается, товарищи офицеры - товарищи офицеры - товарищи офицеры, всем карты развернуть, какие же вы пидорасы!
В целом, так оно всё и вышло. Час новый замкомандарма, бывший наш комдив, трахал на глазах у изумленной публики командира полка. За то, что с шестой ротой нет связи, за то, что не отработана документация, что нет того и этого. И комбату доставалось. Но было понятно, что завтрашний этап и последующий вывод уже не отменить. Потом всех выгнали. Потом загнали обратно, и дальше кэп трахал всех офицеров, а какой-то х.й мамин с округа, подпол, как шакал из мультика, бегал и с визгами тыкал документами всем в морду. От нас потребовал схему боевого порядка батареи. А это не наши. Мы такой документ не отрабатываем. Это пехотные глупости. Закончили в половине одинадцатого, дальше получали всякую ерунду типа ремней на неисправные машины, рукавиц и прочего. И до послеполуночи рисовали при свечах: я - документы, командиры взводов - карты.
6 ноября. "Шеф, два счётчика!"
Утром стало понятно, что легко не будет. И легко не было.
Вышли на огневые. Сдохли, пока дошли в бронниках, да с радейками. А видимость 400 метров, уверенная - метров двести. Густой мокрый снег и ветер. Нападало больше чем полметра. Ящики с минами засыпало. Ячейку СОБа я еле нашёл. Откапывать. Ставить буссоль. И ждать начала. В десять начало этапа. И это смешно. Потому что район целей даже мы не видим, а с КНП даже нас не видно, не говоря уже о целях. Сориентировать батарею не получается, потому что все мокрые, холодные и ничего не соображают. Снега навалило так, что в прицелы не видно буссоль, а основную точку наводки и подавно. В стволе у первого снег - не догадались накрыть. Блокноты командиров миномётов и СОБа напечатаны струйником и текут мгновенно. Папка с документацией заваливается снегом, и документы размокают. Из снега вылупляется куропатка и заставляет всех вокруг пожалеть, что патронов у нас на учениях нет, только у пехоты. Покрасовавшись, улетает в белую неизвестность. Автомат, не дай бог, кто на снег положит - не найти уже.
Поэтому стреляем очень смешно. По рации говорят номер цели. 401. Первый не готов, второй осечка, третий выстрел. Ещё выстрел. Ещё выстрел. А расход мин на цель - шесть штук. Не успели. Но докладываем - стрельбу закончил, шесть мин. Они на КНП ни выстрелов, ни разрывов не слышат через это одеяло. А мы вообще не туда стреляем, куда надо. Потому что за белой ширмой могут быть сапёры, или отступающая резервная группа. Вертолётов по такой погоде ждать не приходится, и то слава богу. Стреляем в сторону, в гору, не в ущелье. Разрывов не видим, конечно. Цель 402. Первый осечка. Остальные по четыре мины, чтобы расстрелять весь запас. Доклад - расход шесть мин. Дальше вообще десять выстрелов на цель. Чтобы мины назад не тащить. А доклад - шесть. Под конец мин уже нет, а докладываем - расход шесть мин. Работает один радиотелефонист. Ему дают установки по цели, он отсчитывает сорок секунд (на математику по нормативу) и докладывает, что стрельбу открыл. А дальше докладывает, что стрельбу закончил, расход шесть мин. Остальные стоят спиной к ветру. Лицом не повернёшься - залепляет глаза, немеют скулы. На шапках висят длинные сосульки. Наконец "море огня" и отбой. Договорились с Дэном загрузить миномёты и абортные мины в его бэхи. И почти налегке - радейки и бронники не в счёт - пошли обратно. Навстречу нам поднимался водитель ГТМУшки с укупоркой бензина в руках. "Шеф, два счётчика!" - кричу. "Я бы три дал, чтобы только уехать отсюда" - отвечает. Поставил набекрень машину свою, бензин в угол бака стёк и машина не заводится. И бегает в гору теперь с вёдрами, заправляет.
А ведь много новых горных вещей мог испытать при стрельбе. Учёт высоты над уровнем моря, учёт разности высот огневой и цели при вычислении прицела. Но как-то не до того было.
Но это была первая половина гарантированно тяжёлого дня. Дело в том, что вывод в тот же день. И это ужасно.
Сразу после этапа, промокшие насквозь (уходили с позиций уже проваливаясь в мокрый снег по пояс) обедаем, снимаем палатку и выстраиваем колонну. В неподвижности, на ветру, вечером ехать в машинах. Но решение начальства другое - проехать терминал и встать на ночёвку у р. Нар. То есть, встаём мы ещё почти засветло, под мостом. На мосту надпись: "Весь мир - мой храм, любовь - моя святыня, вселенная - отечество моё. Коста". Под мостом лагерь батальона и колонны бронетехники. Коста - это самый уважаемый в Осетии человек, по-моему.
А на выезде из Кесатикау указатель на Владик, Ростов. Москва - 1812. Ассоциация однозначная.
Интересный эффект. На огневой был почти метр снега и дикий ветер. В яме на двести метров ниже было сантиметров тридцать снега и мало ветра. Мы спустились всего метров на триста, но снег вообще исчез. Появились новые цвета в дополнение к чёрному и белому: тёмно-зелёный и грязно-жёлтый цвета травы на земле.
Ставим палатку, но дров нет, и белугу не повесили. Ночевка получается исключительно холодной. В мокром бушлате и спальнике напротив печки получается только ворочаться в эмбриональной позе. Ни черта не греется и не сохнет.
Перед отбоем сходил на импровизированное совещание. Сидели в темноте, ждали совещания. Начхим, начштаба артдивизиона и комбат навысказывали мне за машины. Начхим крепко опомоил меня, рассказав, какие командиры взводов уроды без совести. Долго обтекал. Потом совещание перенесли. В назначенный срок в палатке сидел только начштаба дивизиона, Леха Тарасов. Помакали с ним хлеб в тушёнку, попили чай. Оказывается, завтра "днёвка" на этом месте. Пришёл начальник штаба полка, обозвал наш приём пищи "сучьей свадьбой" и я решил удалиться.
Командиры взводов ведут себя позорно. Квасят вместе со старшиной, старшиной четвёрки и двумя бойцами с четвёрки. Пить с бойцами - это последняя стадия падения офицера. Но эти нашли ещё одну. Ачаков побежал с бойцом за добавкой в ближайшую придорожную кафешку. Войдя в зал, они обнаружили там комбата и какими-то задворками драпали от него в надежде, что он их не узнал. Спал плохо, слушал пьяное бахвальство, тошнился.
7 ноября. "Первыйнах, и ниипет".
Утром снег нас догнал. Но мы уже знали, что доедем. Пережили ночь и теперь доедем, потому что выход колонны через два часа, никакой днёвки. Кстати, те, кто спал в машинах, завесившись одеялами, спали неплохо.
Вот так организм переносит трудности в условиях стресса. Два дня - по 250 грамм холодной консервированной каши и восемь галет. И никакого чувства голода, ешь чисто для порядка. Холодные бессонные ночи - и не хочется спать днём. Ледяные ноги, мокрая тяжёлая вата в бушлате - и болезни ни в одном глазу.
Завелись и поехали. Сел на Дергунова, самую скверную машину во взводе.
Интересно глядеть по сторонам. Остатки старинных крепостей, превращённые в сараи. Белые горы в чёрную крапинку, как письменный гранит. Где кончается гора - не видно, видно только, где кончаются крапинки. Небо, да и сам воздух, такого же цвета, как горы - цвета рыхлого снега. На одной из гор - след маленькой лавины. Неприятный такой след - голые палки облизанных снегом деревьев, гладкий склон и куча снега под ним.
Недалеко от столба 23/74 видели деда Аслана. Он прогревал рафик и глядел на колонну. Искал знакомую машину. Я махал ему рукой, но он не увидел.
Мизур. Снега почти нет. Детский сад с рамами, выкрашенными в зелёный цвет, красной звездой над входом и зверями на калитке. Трёхэтажки пятидесятых годов - совершенно балашихинского вида. Какие-то сараюшки на склоне лепятся, бельё сохнет. Сердце оттаивает.
О, наши машины! Вышли из Турского - 10, потому что четыре самые ненадёжные было решено оставить. На полпути вышел из строя Аннушкин. Дальше сломалось техзамыкание - Конинин. Дальше встал Исламов, но потом кое-как поехал. Дальше встал Воронцов. Из прибывших на место две машины были еле живы - порваны ремни на генератор, и ещё одна вообще застучала. Конинин доехал сам. Воронцов доехал, но не до нас, а только до портала, до основного лагеря. Назад Воронцова и Литвиненко увозил тягач. Умурьянов встал в Буроне, Аннушкин, починившийся за время учений в Алагире на рембазе, присоединился к колонне. Самолюк доехал до Турского и крепко встал. Севостьянов тоже. Воронцов и Умурьянов приехали на тягаче днём позже. Литвиненко своим ходом. Итого на учениях ушатало почти все машины. Два без-малого-клина и куча более мелких неисправностей.
А мы с Дергуновым сперва немного отстали, пока он менял свечи, а я жрал подмёрзший боярышник. Потом догнали и обогнали вставшую колонну. Они махали руками - проезжайте. Только потом я узнал, что там случилось. А мы проехали и поехали по незнакомой дороге назад. Два раза ошибались поворотом, но быстро это понимали и исправлялись. А потом ошиблись совсем и вылетели в центр Владика, на площадь Плиева. Географию Владика я знаю, и правильное направление относительно центра определил. Все это время за нами тащился заблудившийся Урал, повторяя наши ошибочные маневры.
На полигон мы с Дергуновым вернулись первыми.
Сутки батарея отогревалась и не могла отогреться возле раскалённых печек. Я пил чай кружка за кружкой. И ел. Стало легче.
А сейчас последнее приключение. На обратном пути вылезающего водилу Исламова размазало между бортом его шишарика и шишарика, проезжающего мимо. Размазало не сильно: рассечение на затылке и порвано ухо. Даже мозготряса нет. Но этот дурак наврал, что его сбила гражданская машина в Турском. Хотел всех спасти, но не умно. И дело мгновенно вышло на уровень армии, и мгновенно было раздуто до уровня "бойца задавило бамперами машин". Теперь меня трахает каждый проходящий мимо начальник. Я однозначно определён как старший в батарее на время отсутствия командира. Делом занимаются двое взводников, присутствовавших при аварии, а огребаю я. Неприятно, но не смертельно. Объяснительные, административка, выговоры всем и каждому. Херня. В пятой роте под бэхой провалился мост, у бойца 27 швов на голове, у другого сломана рука. Один отрубил себе палец. Один наделся на что-то глазом.
Показали мы потенциальному противнику наше огого. Но ничего. Бодрячком.
|
zok_myasoezhka
Да, что-то как-то слова-то какие-то... непечатные лезут... И подумалось, что если вам после такой херни налить в баки бензина, дать нормально жрать и прочее, вы ж охренительно воевать сможете... на контрасте.
ameller
Сомневаюсь я, что мы нормально воевать сможем. Специалистов нету грамотных. Кадровых офицеров только прое.ываться за пять лет научили. Бойцы знают самые азы, да и в них норматив не выполняют даже на "уд". Пиджаков и не учили ничему.
Поэтому данная нам в руки техника за два месяца придёт в такую же негодность, как имеющаяся, а бойцы всё равно ничего сложнее топорного владения оружием не сумеют. Ни соединить огонь, ни рассчитать поправки, ни уточнить прицел по таблицам стрельбы, не говоря уже о вилках и прочей теории. Согласен, потому что командиры х.евые. И сами командиры тоже нихера военной наукой не владеют. Потому что условия, в которых о повышении каких-то навыков не думаешь, а только как бы поесть, поспать, отдохнуть и дожить до дембеля.
clyde404
Слушай, а почему у вас всё время такие косяки с техникой? И как предполагается "по нормальному" стрелять в таких погодных условиях?
Армия что, на полном серьёзе готовится к войне с Грузией - или это так, оружием побряцать?
ameller
Первый вопрос разумный. Ответ заключается в том, что в армии всем всё пох.ю, кроме тех, кто зарабатывает деньги. Поэтому запчастей на машины нет. Желания серьёзно с машинами заниматься у водил тоже нет. Инструмента нет. То есть, всё это есть, но или никто этим не хочет заниматься, или оно давно продано, или оно отложено на самый крайний случай, когда хочешь-не хочешь, а придётся отдать. Ну и просто техника уже измочалена.
А второй вопрос смешной. Мы знаем о событиях в мире меньше вашего. Вот сегодня нам неожиданно заправили машины. И пошёл слух, что в Грузии война и мы - обратно на портал. Слонячье радио, конечно, но я только после этих слов пошёл на яндекс и узнал, что в Грузии происходит. Мы узнаем всё за час. Возможно, по тревоге. Возможно, выйдем на учения и неожиданно получим новую вводную.
Как со всем этим воевать - я не представляю. Наверно, херово, и очень недолго. Но люди выносливее аппаратуры и безотказнее даже такой железяки, как батальонный миномёт. Жить захочешь - справишься. Мне так кажется.
ivanov_su
Исчо и жалуецо...
Ничего не сказал о моей невнимательности командующий 58 армией. Сказал садиться в УАЗ. А там полковник на заднем сидении. Ничего, нормально туда еще пять человек влезло.
А кто сейчас командармом? Нормальный мужик. Мог бы тебя отодрать и оставить на дороге. За грязные сапоги . :)))
Глонасс у них, блин, ноут и ЖЖ... Куда катица армия!
ameller
Сколько я здесь, столько командует генерал-лейтенант Хрулёв. Мог и оставить, в принципе, изменилось бы мало - сзади кунги ремроты. Но поступил благородно. Есть некая дистанция, которая даёт благосклонность. Так, командир полка не станет шуметь на солдата, не уровень уже. Выдерет за него офицера, если что, а так - поможет по-человечески. Видимо, старлей для командующего - столь же неразличимая величина в военном плане, почти гражданский.
Ноута нет. Есть коммуникатор. У военных вообще часто бывают хорошие телефоны. Много свободных средств и тяга к техническим игрушкам. А ГПС-Глонасс для топопривязки использовать запрещено, только для контроля топопривязки. Нет доверия техническим новинкам, даже в военном исполнении.
А жалуюсь я на другое.
ivanov_su
Уж и пошутить нельзя :)) Я спросил, потому что до него Соболев командовал. Хотел, так сказать, штришок к портрету уточнить.
Случайно с vif2ne.ru попал сюда. Просидел уже 4 часа (как дурак), читал. Понравились "Вести с полей" :))
Удачи, старшой.
И береги уши!
ПыСы. Армии всех времен и народов - одинаковы. Чистка конюшен и свершение бессмысленных подвигов....
ameller
Спасибо на добром слове. :)
А что это за ресурс такой?
kcp_frm
Военно-исторический форум http://vif2ne.ru/nvk/forum/13/2.htm. Историки. Военные.
ameller
Держите меня трое. Не хватало мне ещё на форуме зарегистрироваться. Без регистрации не даёт отвечать. А зарегистрироваться - так я на трафике разорюсь. :)
Пытался ответить на ветку об унификации кокард. Тема отдельная и интересная, но не на постинг.
Есть 42-я дивизия. Одна из дивизий 58-й армии, штаб которой во Владике находится. Так вот. Сорок вторая очень отдельная, потому что стоит в Чечне. И пофигу на то, что Ингушетия уже давно горячее Чечни. Ингушский 503-й полк живёт так же, как мы.
А вот в Чечне... Разговор об этом явлении с замполем (четыре года в Чечне) начался с прогулки по вечернему Владику. Военных во Владике огромное количество. Один как раз шёл навстречу.
- Этот с 42-й дивизии.
- Знакомый?
- Не. На шапке "орешек".
- У вас так ходят?
- Ну.
А дальше:
- А звёзды, небось, тёмные носят?
- Какие звёзды, ты что?! Горки на всех, летом - маскхалаты. Кому охота под пулю? И на место старшего в машину всегда слона какого-нибудь посадишь, а сам в кузове. Палаток тоже не ставили, на этих спали... полиуретановых ковриках.
Вот так. А у нас устав, военная красота. Петлички, "капуста", подшива "небывалой белизны". Правда, год назад отменили шевроны. До того они были обязательными для офицеров и запрещёнными для солдат. За горку дерут. На маскхалаты даже наглости ни у кого не хватает.
Армия - она, оказывается, разная в разных условиях. И в условиях, приближенных к боевым, российские военные будут мало отличаться от ИВФ. Форма произвольная, обращение вольное. Изнутри армии осмысливать этот факт гораздо удивительнее, чем снаружи.
|
|